Самиздат всё ещё висит, а у меня вдруг совершенно неожиданно написался квайдан. На внеконкурс подам, ясен пень
У подножия Цуругаока
У подножия Цуругаока
Однажды господину Ёсида из Камакура привиделся странный сон.
Будто в рассветную пору прогуливался он в окрестностях журавлиного холма Цуругаока, любуясь цветущими азалиями. Так спокойно ему было, так хорошо, что домой и вовсе не хотелось возвращаться.
Однако неподалёку от пруда Хэйке его уединение было нарушено.
Возле воды Ёсида заприметил незнакомую девушку в дорогих одеждах. Грустная красавица сидела на мосточке для кормления карпов и утирала рукавом горькие слёзы.
«Наверное, это кто-то из замка даймё», - подумал Ёсида, - «странно, что она здесь совсем одна, без сопровождения».
В тот же миг в голову закралась мысль: неужели девушка пришла к пруду, чтобы свести счёты с жизнью? Не желая стать невольным свидетелем того, что не предназначено для чужого взгляда, Ёсида поспешно вышел из зарослей.
– Прошу прощения, – смущаясь, сказал он, – я не хотел мешать вам. Быть может, я могу сделать что-то такое, что осушит ваши глаза и удержит от непоправимого шага?
Красавица вздрогнула и вскочила, намереваясь в страхе бежать прочь. Но участливая улыбка Ёсиды успокоила её и убедила в искренности его слов.
– Ах, добрый господин не совсем правильно меня понял, – промолвила девушка, не поднимая взгляда, – я пришла сюда лишь для того, чтобы полюбоваться на красные лотосы и поведать им свою печаль.
Веер дрогнул в тонких пальчиках, и одна из лакированных палочек скорбно хрустнула. На белой ладони выступила алая капля...
Преисполнившись сострадания, Ёсида осмелился спросить:
– Будет ли мне позволено узнать, что за горе заставляет госпожу проливать слёзы?
Она вздохнула горько-горько:
– Это всё журавли, господин. Они причина всех несчастий.
Ёсида от удивления даже рот раскрыл.
– Журавли? Но разве эти благие птицы могут нести зло?
Красавица отвернулась и закрыла лицо руками.
Невольно Ёсида залюбовался белоснежной шеей, но быстро напомнил себе, что дома его ждёт жена. Не следует заглядываться на незнакомых девушек, даже когда они прекрасны, как слива в цвету.
– Никто не понимает... – с укором вымолвила незнакомка, - а ведь журавли разоряют змеиные гнёзда. Это невыносимо печально. Особенно этой весной...
Ёсида запоздало припомнил, что нынче на дворе год белой змеи. А уж в месяц змеи подобные вести были и впрямь огорчительны.
– Но что же делать? - в отчаянии спросил он.
Девушка впервые подняла ресницы, и испытующе глянула на собеседника.
– Избыть беду можно. Если только господин не испугается...
Ёсиду обдало промозглым зимним холодом. Он обомлел, узрев вертикальные зрачки в алых глазах красавицы. Теперь уж было ясно, что явилась она не из замка, а прямо из-под журавлиного холма.
Призвав на помощь всё своё мужество, Ёсида ответствовал:
– Можете рассчитывать на меня, госпожа Змея!
Она улыбнулась, показав острые зубки и длинный раздвоенный язык.
– А ты не робкого десятка, Ёсида-сан. Недаром о тебе в этих краях идёт добрая слава. Если найдешь моё гнездо на южном склоне Цуругаока да отнесёшь меня в змеиный храм Дзэниараибэнтэн, будет сопутствовать тебе удача, пока не кончится мой год. А пока – прощай!
Кожа красавицы начала стремительно покрываться чешуёй, Ёсида невольно зажмурился и вдруг оказался в собственной постели, в ночном халате и весь мокрый от пота.
Видение истаяло, как утренний туман, оставив лишь смутное беспокойство. То, что казалось явным, подернулось дымкой забвения – со снами так часто случается.
За окном уже светало, нужно было собираться на службу.
Ёсида кликнул слугу, чтобы тот помог ему одеться. Мальчишка принёс всё необходимое, но почему-то замер в замешательстве на пороге.
– Что ты медлишь? – прикрикнул Ёсида, недовольный задержкой.
Слуга же поклонился и покаялся:
– Простите, господин, я сейчас подыщу вам другую одежду. Эта вся вымокла от росы. Я не знал, что господин ходил гулять нынешней ночью.
Ёсида крепко задумался. Выходит, это был вовсе не сон. А значит, обещания нужно сдерживать!
Он едва дождался окончания службы, и незадолго до заката поспешил к журавлиному холму с корзинкой в руках. Не забыл прихватить и тыкву-горлянку, наполненную молоком.
Помолившись, он приступил к поискам.
Уже в сумерках, когда на в храме на вершине холма зажглись фонарики, Ёсида обнаружил расселину между мшистыми камнями. Он налил молока в чашку, поклонился и позвал:
– Госпожа Змея, это я, Ёсида, помните меня?
Из раселины вмиг вынырнула плоская белая голова, немигающие глаза уставились на Ёсиду. Он сглотнул, и пододвинул чашку поближе ко входу в змеиную обитель.
– Откушайте, госпожа. И нам пора в путь...
Длинное чешуйчатое тело показалось из норы целиком, и в ушах Ёсиды с присвистом прозвучало:
– С-с-здравс-с-ствуй! Приш-ш-шёл вс-с-сё-таки...
Он едва успел оправиться от удивления, как трава возле расселины снова зашевелилась. Змея оказалась не одна, а со змеёнышами. Ёсида улыбнулся и приглашающим жестом откинул крышку корзины.
Всю дорогу от холма до храма Дзэниараибэнтэн он не шёл – бежал. Ему казалось, что где-то за спиной слышатся взмахи огромных крыльев и угрожающий журавлиный клёкот.
Силы были почти на исходе, когда он миновал проход, прорубленный прямо в скале, прошел ещё несколько шагов и в беспамятстве рухнул возле священного источника. Фонарики, освещавшие путь, погасли, и всё погрузилось во мрак.
Очнулся Ёсида ещё затемно. Поблизости валялась раскрытая корзинка, и змей в ней уже не было, но на дне поблёскивала старая золотая монета.
Припомнив старый обычай, он омыл монету в источнике, и отправился домой. За ужином, конечно, не удержался, поведал домочадцам о случившемся. Те только головами покачали, да, кажется, не поверили.
С тех пор Ёсида никогда больше не видел белую змею. Однако та не обманула своего спасителя – до конца года удача сопутствовала ему во всех делах, а к Новому году он получил повышение и со всей семьёй отбыл в столицу. Вот только детей больше у него не было – журавли не принесли.
Квайдан однако
Самиздат всё ещё висит, а у меня вдруг совершенно неожиданно написался квайдан. На внеконкурс подам, ясен пень
У подножия Цуругаока
У подножия Цуругаока